Почти все исполнения понравились, почти все унесла.
23.10.2016 в 00:02
Пишет Alisse35:Фест - Хэллоуин 2016URL записиВЫПОЛНЕННЫЕ ЗАЯВКИВЫПОЛНЕННЫЕ ЗАЯВКИ
ЗАЯВКА №1. Гарритом в том виде, в каком его увидит автор. На стихи Иосифа Бродскогостихи Иосифа Бродского:
Это абсурд, враньё:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у неё
будут твои глаза».
Исполнение 1.1.
Рейтинг: G
Категория: джен
Предупреждения: ООС, AU, ПсихозЭто абсурд, враньё:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у неё
будут твои глаза».
Триста сорок первый раз...Триста сорок первый раз за эту неделю он натыкается взглядом на столь ненавистную его сердцу и разуму подставку под зонты в виде ноги тролля. Из этих трёхсот сорока раз он зовёт к себе Кричера только в восемьдесят шестой раз; домовой эльф хлопает ушами пять раз, что на два движения больше, чем обычно производит домовик при рядовой просьбе; он обещает все исправить в двадцать пятый раз и в тринадцатый раз аппарирует вместе с подставкой на чердак. Гарри знает, что ровно через пять дней несносный эльф в тринадцатый раз вернёт подставку на её прежнее место и счётчик его ненавистных взглядов вновь будет возобновлён. Все по накатанному кругу, который повторяет себя в точности как старая пластинка, с поправкой на случайный фактор попадающей на гладкую поверхность винила соринки. Тогда запись, возможно, собьётся и перескочит на соседнюю дорожку, которая в конечном счете тоже зациклится и будет играть до того момента, пока не найдёт свою соринку.
Поттер, как та самая заевшая пластинка, изо дня в день кружит по дому на площади Гриммо, выполняя ряд одному ему понятных действий, на первый взгляд выглядящих просто хаотично и беспорядочно.
Просыпаясь не от будильника, а от громких криков Кикимера, которому он сам и проучил его будить, Поттер сразу нервно дёргается в сторону тумбочки, правой рукой хватает очки, а левой - волшебную палочку. Зажмурившись, он перекладывает эти предметы из одной руки в другую на ощупь, бормоча себе под нос счёт каждого своего повторенного действия. Десяти раз ему обычно достаточно, но если случалось, что ночью его одолевали кошмары, счёт мог доходить и до пятидесяти. Гарри это совсем не напрягало.
Душ юноша принимает каждый четный день месяца, а зубы чистит только круговыми движениями, обязательно про себя считая каждый оборот. Его завтрак, обед и ужин не обходятся без предварительного протирания блэковского серебра, хотя в этом процессе некоторое разнообразие все же присутствует - одну неделю Поттер трёт столовые приборы, а другую - кубки и тарелки. Перед трапезой Гарри обязательно слегка обдувает жидкость в бокале, будь там даже холодный тыквенный сок, а после того, как все выпьет, обязательно "всасывает" обратно воздух, который выдыхал. Отправка ко сну так же имеет для Поттера целый ритуал с упорядоченной хаотичностью раскладывания многочисленных подушек в кровати молодого человека.
И так изо дня в день, избегая общения с лучшими друзьями, репортерами, последователями и фанатами, Гарри Поттер, кавалер ордена Мерлина Первой степени, заслуженный герой Магической Британии, Мальчик-Который-Окончательно-Выжил, стремительно и неизбежно сходил с ума.***
Он, определённо, знал, с чего это началось. Возможно, если бы его спросили, назвал бы точную дату. В канун первого послевоенного Рождества, Поттер, сидя у камина в самой дальней гостиной, опять вспомнил о том, о ком думал чаще, чем о собственной невесте. Поттера гложило и снедало чувство глубочайшей вины перед человеком, которого ему пришлось убить. Ведь он не был убийцей, он никогда по-настоящему не жаждал чьей-либо смерти и вспоминая уродливое, безжизненное тело на полу большого зала, Гарри не испытывал ни гордости, ни радости. Лишь с каждым разом растущее отвращение к самому себе. Он все чаще и чаще задавался вопросом, а чем он, собственно, отличается от Волан-де-Морта? Убийца, взращённый магглами в жестокости и насилии, имеющий своих верных последователей, которых он обучал смертельным приемам борьбы с врагом... Кто он - Герой, или же величайший маг, перед которым раболепствуют? Тот, которого уважают, или тот, кого боятся больше старушки Смерти?
Некого спросить, не с кем поделиться своими размышлениями, перерастающими в серьёзные опасения: ему стараются лишь потакать, и только близкие товарищи, начав слушать, прерывают на полуслове:
- Глупости, Гарри, какой же ты злодей, ты ведь Герой!
- Да, дружище, не неси чепухи, соплохвост тебя раздери, ты ведь Герой! Разве тому чучелу давали Орден Мерлина? Вот и все! А теперь айда, квиддич ждёт!
Но Гарри не интересует ни второсортные развлечения, ни выпивка, ни девушки. Все, что занимает его мысли, это Тот, Которого Когда-то Боялись Все. Поттер думал о судьбе Темного Лорда так часто и так основательно, что и не заметил, как вскоре вместо «Волан-де-Морт» начал звать своего врага по имени. На его памяти, так делал лишь один волшебник – Дамблдор, и больше никто не отважился на столь дерзкий поступок. Кто-то просто не знал, что у Ужаса всей Магической Британии имелось мирское имя, а кто-то, кто знал, не желал видеть в озлобленной, разодранной своим же хозяином душе хотя бы намек на человечность. Для Поттера же вопрос о человечности даже и не стоял – как и все люди, у Тома Реддла были свои страхи, свои, абсолютно человеческие проблемы, которые, однако, он хотел решить абсолютно не человеческими методами. Жизнь Тома состояла из одних лишений и унижений – озлобленный и напуганный ребенок выбрал самую лучшую защиту – нападение, и действовал лишь по усвоенным в приюте правилам «Кто не сожрал, того сожрали». У него была сила – отличная от силы старших детей – и Том не видел смысла не использовать ее в свою защиту.
Гарри мог сидеть перед камином часами, уставившись на извивающиеся языки пламени, и мысленно, а иногда и вслух, вести бессмысленные, отдающие нездоровой демагогией диалоги. Тот рождественский вечер отличался от остальных вечеров лишь тем, что Поттер неожиданно вспомнил, что у Тома Реддла на днях должен был быть день рождения. Не задумываясь над тем, что он в очередной раз несет, Гарри вслух произносит:
- Что-ж, с наступающим, Реддл. Как день рождения будешь праздновать?
И, не успев посмеяться над своей же мрачной остротой, вздрагивает, замечая тяжелый взгляд бордовых глаз в стоящем рядом в пол-оборота кресле.
- Специально для тебя я могу зарезать твоего домовика. А вообще, я не праздную, Поттер.***
Новый хозяин Кикимера велел поддерживать в чистоте лишь жилые помещения, в которых Поттер обитал сам, но четвертый этаж до недавних пор его мало чем интересовал. Мрачно, пыльно, душно. Там, наверху, витал запах старости и былого, поросшего мхом и пылью, благородства. На абсолютно голых стенах не висели портреты, все окна задернуты тяжелыми темными портьерами, не пропускающими ни одного лучика света, ни с улицы, ни на улицу. Гарри иногда даже чудилось, что из спальных комнат, в которых еще когда-то давно, летом между его четвертым и пятым курсами, жили близнецы Уизли, нет-нет да раздастся заливистый смех Фреда, и так же неожиданно прервется, спугнутый тем, что его заметили.
Магический Герой нашел в самой дальней, неприметной гостиной с небольшим камином уют. Высокие потолки всех остальных жилых комнат в доме на площади Гриммо вместе с их огромными масштабами заставляли Поттера жить в постоянном напряжении. Герой войны, привыкший контролировать пространство вокруг себя, не мог расслабиться ни на секунду и, как ему тогда казалось, он нашел в маленькой комнатке свое спасение. По злой насмешке судьбы, там же он нашел и свое проклятие.
Он приходил тогда, когда Поттер даже не ожидал, хотя на исходе второго месяца их «посиделок» гриффиндорец старался быть всегда готовым к появлению своего собеседника. Сначала Том приходил только в ту самую заброшенную гостиную. Он по-свойски, словно всегда там и сидел, устраивался во втором кресле около камина и молчал. Поначалу Гарри было неловко размышлять в присутствии своего злейшего врага о нем самом, но, казалось, Реддл ни капли не возражал, если Гарри вдруг, разрывая тишину, задавал мужчине вопрос о его детстве или прошлом в целом. Постепенно Поттер привык к немногословному, угрюмому мужчине в соседнем кресле, и не стесняясь рассказывал ему все, что успел надумать и заваливая призрака бесчисленным количеством вопросов. Ему совсем не казалось странным ни то, что слепок души Реддла выглядит так, словно тот умер лет эдак в сорок, а никак не в 70, ни то, что он пришел именно к нему, Поттеру, своему прямому убийце. Гарри было важно лишь получить ответы на мучившие его вопросы, и Реддл благосклонно открывал ему все больше и больше информации, позволяя узнать о себе все, что Гарри только желал.
Вскоре они могли вести разговоры часами, прерываясь лишь на сон. Том ходил за Гарри, точно тень, выслушивая теории насчет его самого и разнося их в пух и прах; иногда, дабы развлечься, он старался запутать гриффиндорца в датах, событиях или причинно-следственных связях, заставляя Поттера часами биться головой об стол в попытках утрясти творящийся в голове хаос.
Спустя всего несколько месяцев они не расставались уже ни на минуту – говорили и за столом, и перед сном, прекращая разговор только тогда, когда, изнеможенный за день всеми этими разговорами, Поттер отрубался под плавную, размеренную речь Тома Реддла; и стоило только Гарри открыть глаза и натянуть очки, первое, что он видел перед собой – багровые, горящие в полутьме глаза его личного призрака.
Поттер не видел в их общении никакой проблемы – его устраивало общество вот такого Тома Реддла, который с охотой отвечал на вопросы и был готов поддерживать общение на любые темы. Гарри сознательно не затрагивал тему загробного мира – он не хотел знать, по каким причинам заклятый враг выбрал именного его дом и его самого в качестве спутника после смерти.
И лишь по прошествии полугода их непрерывного общения Поттер начал замечать за собой странности. У него в руках совершенно неожиданно оказывались вещи, которые, он точно помнил, не мог взять в руки – темные артефакты, оставшиеся от предков Сириуса, старые письма Вальпурги, изъеденные временем лоскуты дорогих тканей, посуда, объедки… Однажды Поттер обнаружил себя стоящего посреди гостиной с комом вязкой земли в руке и с ужасом осознал, что, увлеченный беседой с Томом, сосредоточенно пережевывал перемешанный с дождевой водой грунт. На языке и зубах тут же проступило омерзительное ощущение скрипящего, твердого известняка, а при взгляде на зажатый в руке ком повторно , Поттер с ужасом увидел дёргающуюся в предсмертных конвульсиях надкушенную половину дождевого червя.
Прочищая желудок и с судорожно, с остервенением скребя по зубам щеткой в надежде отмыть всю оставшуюся во рту грязь и ее послевкусие, Поттер слышал заливистый смех Реддла совсем неподалеку.
Том был его личным, собственноручно созданным призраком, галлюцинацией, рожденной повреждённой войной психикой. Это было его наказание за убийство, и Гарри осознал это слишком поздно.
Том склонился над изнеможённым молодым человеком, пережившим очередное непроизвольное очищение желудка, и участливо заглянул ему в глаза. Горящая болезненно ярким светом зелень столкнулась с багровым пламенем ледяных глаз, и Поттер, как в своем самом кошмарном сне, увидел, как расползаются губы Реддла в издевательской усмешке.
- Вкусно?***
Единственным способом бороться с видениями для Поттера было сосредоточение на том, что он делал. В первую очередь он сосредотачивался на действии – механическом, не требующем долгих и пространных размышлений, - и старался, изо всех сил сдерживал себя, чтобы не отвести взгляд в сторону. Там, всегда видимый периферическим зрением, стоял он. Гарри знал, что он все так же издевательски ухмыляется, и прожигает юношу своим человеческим, но абсолютно бесчеловечным взглядом.
Главное – не смотреть ему в глаза. Не слушать его голоса. Не поддаваться мороку. Не верить в его ложь. Не верить в его существование.
Иначе вернуться он уже не сможет.
Двадцать вторая ложка супа, двадцать третья, двадцать четвертая, девятый глоток обжигающего чая, десятый глоток, одиннадцатый…
Земляные черви не вкусные.~*~
Исполнение 1.2. "Ты смотришь на меня"
Рейтинг: PG
Категория: джен
Предупреждения: нет
Ты смотришь на меня...Ты смотришь на меня холодно, почти без жалости. Такой красивый.
Я не знаю, как всё начиналось – то ли оно начиналось не со мной, то ли я забыл всё, что происходило до нашей встречи. Но как всё должно закончиться, я знал всегда. И каким же я был глупцом, если пытался всё изменить, если хотел избежать своей участи. Мы не должны пытаться изменить свой путь.
Теперь я хорошо усвоил урок: не нужно пытаться уйти от судьбы, она всегда готовит для нас всё самое лучшее.
Что я чувствовал, когда впервые увидел тебя?
Ничего? Ненависть? Страх?
Быть может, я только пытался себя в этом убедить?
Я не знаю, что из всего этого было правдой. И мне бы ещё немного времени, чтобы разобраться в себе, ещё хотя бы полчаса. Но разве ты мне его дашь?
Я всегда боялся смерти, никогда не хотел принимать то, что она несомненно придёт за мной. Я хотел отсрочить этот день. Я боялся старости, дряхлости, уродства, боли. И небытия в конце концов. Но с чего я взял, что всё должно быть именно так?
Ты смотришь на меня. И впервые я не чувствую страха. Всю свою жизнь я боялся, но чего именно в конечном счёте не знаю и сам. Так много ответов на этот вопрос… Я боялся всего. А твой взгляд освобождает.
И знаешь, чего я боюсь сейчас? Того, что будет с тобой после этой победы. Ты убьёшь меня, добрый мальчик, избавитель и освободитель, герой. Ты убьёшь меня, а через год женишься, потом устроишься чиновником в министерство, у тебя появятся дети, ты будешь пить огневиски в «Кабаньей голове» по пятничным вечерам, а потом выслушивать упрёки жены, будешь ездить в отпуск в Уэльс раз в году на две недели, будешь ненавидеть себя, но ничего не сможешь поделать со своей жизнью.
И если бы у меня было право на последнее желание, я бы пожелал, чтобы твоя взрослая жизнь была значимее твоей жизни детской. Но права на последнее желание у меня тоже, наверное, нет.
Я люблю тебя сильнее, чем себя. Ты то, что останется после меня. Отрицай это, если у тебя не хватает духа это принять. Но я буду жить в тебе.
И сейчас ты смотришь на меня – без страха, без осуждения, без боли. Ты не хочешь ни отомстить, ни спасти кого-то, ты здесь, потому что ты нужен мне.
Чего я так боялся? Отчего не мог встретиться с тобой раньше – без уловок и ничтожных попыток чего-то добиться? Только сейчас я понимаю самые важные вещи.
Ты поднимаешь руку, выкрикиваешь заклинание, но лицо твоё спокойно, а взгляд свободен.
Ты смотришь на меня, и я смотрю на тебя. Вот и всё. Моя смерть прекрасна.~*~
Исполнение 1.3.
Рейтинг: G
Категория: джен
Предупреждения: нет
Увидев ребенка впервые, Волдеморт...Увидев ребенка впервые, Волдеморт не задумывается ни о цвете глаз, ни о чистоте его крови, ни даже об имени — оно лишнее, ведь имена могут быть лишь у великих, кто входит в историю. Остальным — слишком много чести.
Но позже, влача в лесах Албании жалкое бесплотное существование, Волдеморт будет твердить себе имя — Гарри Поттер, — и ненависть к светлым с прозеленью глазам станет якорем, который будет удерживать его в материальном мире с почти той же силой, как это делают крестражи. И даже спустя годы он узнает эти глаза в толпе, дернет чужое тело в сторону мальчишки, который беспечно отвернется, не заметив, как хищное выражение перекосит на миг безвольные черты Квирелла. Глаза Гарри Поттера к тому моменту немного изменят свой цвет: приобретут глубину и станут еще ярче, чем Волдеморт запомнил, — и будут отражать кровавые отблески граней Философского камня.
Мальчишка невозможно везуч, и Волдеморт почти не удивится, когда приползший Хвост, запинаясь и сбиваясь, расскажет о том, как прошли для Гарри Поттера второй и третий годы обучения в Хогвартсе. Однако временное тело Волдеморта окажется слишком слабо для разрушительной ярости: его может скрутить и покорежить любая сильная эмоция, не говоря уж о чистом незамутненном гневе. Боль ослепит и оглушит, и перед затянутыми тонкими веками глазами будет стоять колдография, на которой Гарри Поттер будет стоять, счастливо улыбаясь. Улыбаясь! А сам Волдеморт будет едва дышать, едва цепляться за наскоро слепленное тельце, тщедушное и беспомощное, как у червя. А эти ненавистные глаза на колдографии будут блестеть, и в них Волдеморт увидит роковую тень. Для него Гарри Поттер станет не просто ребенком — одним из тысяч, — а тем, «в чьей власти победить Темного Лорда». Особенным, исключительным, избранным. Пусть Дамблдор будет сколь угодно долго твердить о несбывшихся пророчествах — для Волдеморта, титуловавшего себя Лордом Судеб, фатум будет столь же реален, как душа, разорванная на сакраментальные семь частей.
Смерть может принимать множество форм и обличий, быть прекрасной и уродливой, нежной и жестокой, но Волдеморт уверится, что его Смерть может иметь лишь один — зеленоглазый — лик. И уничтожить Гарри Поттера будет все равно что одержать победу над Смертью.***
ЗАЯВКА №4. Том на 5-7 курсе посещает прорицания, и начинает видеть в предсказаниях Гарри. Смутные предзнаменования о враге из далекого будущего, темномагические гадания, навязчивые сны и страх смерти.
Исполнение 4.1.
Рейтинг: G
Предупреждения: ООС
Ludovico Einaudi – Experience
Том скучающе глядел...Том скучающе глядел в окно Северной башни. Прорицания в расписании всегда ставились последними, потому что преподаватели более серьёзных дисциплин предпочитали видеть на своих занятиях студентов свежими и более или менее сосредоточенными. На последние же пары группы редко приходили полным составом. Том тихо фыркнул, он-то никогда не прогуливал занятия. В конце концов, не ради этого он на них записался, а усталость — понятие растяжимое. Знания были важнее сна, еды и прочих праздных вещей, которыми были заполнены головы большинства его одногруппников.
Тому всегда нравился кабинет, в котором проходили занятия по прорицаниям. Он находится на самом верху Северной башни, из окон которой открывалась удивительная панорама на Хогвартс и его окрестности.
Сегодня они проходили гадание на хрустальных шарах, это было зачетным заданием, потому что такое гадание являлось достаточно серьёзным волшебством. Первую часть занятия они разбирали теорию, однако сейчас Мадам Майклджон, преподавательница дисциплины Прорицания в Хогвартсе уже больше десятка лет, задумчиво прошлась между столами, левитируя каждому ученику по шару для гадания.
Том кивнул преподавательнице в знак благодарности, но та вряд ли обратила на него внимание, была слишком погружена в свои мысли. С ней это часто бывало, всем студентам было об этом хорошо известно, поэтому они уже давно не обращали на это внимания — прорицательница, что с неё взять. Стоило ей отойти от его стола, он вернулся к мыслям, которые занимали его до того, как она подошла.
Так как склонности к предсказаниям были не у всех, преподавателю позволялось зажигать на таких занятиях условно разрешённые травы, вызывающие расширение сознания. Том всегда усмехался, когда слышал от профессора Майклджон это словосочетание. “Условно разрешённые травы, расширяющие сознание”, ха. Он как человек, выросший в маггловском мире знал, что такое наркотические вещества. Он видел этих людей с “расширенным сознанием” на бедных улицах Лондона, скитающихся по трущобам и не понимающих, что происходит. У него лишь была надежда на то, что эти травы были хоть и “условно”, но “разрешёнными”. К тому же они в Хогвартсе, а не в подворотне…
Погрузившись в свои мысли, Том не сразу заметил, как по аудитории распространился устойчивый аромат сбора трав. Он отметил, что в составе явно была мандрагора, дурман и кажется мак… У него начала слегка кружиться голова, сразу захотелось приоткрыть окно, чтобы ухватить хотя бы глоток свежего морозного воздуха.
Но он не сделал этого, потому что тогда не смог бы выполнить задание. Профессор Майклджон, окружившая свою голову заклинанием воздушного пузыря, повторила, что сегодняшнее занятие является самым важным за этот семестр. Сегодня станет понятно, насколько хорошо студенты усвоили теорию, научились распознавать знаки предсказаний.
Том кинул отстранённый взгляд на своего соседа по парте. Вперивший свой немного удивлённый взгляд в хрустальный шар Абраксас казался таким наивным ребёнком, что если бы Том не знал, кто он и на что способен, то решил бы, что рядом с ним сидит сущий ребёнок. Видимо, Малфой начал видеть видение раньше его. Мерлин, неужели он сейчас тоже будет выглядеть так… беззащитно?
Дурман окончательно поглотил его сознание, мысли перестали вязаться друг с другом, а хрустальный шар, казалось, влёк его. Туман в шаре клубился словно дым, плавно перетекая из серебристого в сизый. Казалось, что у Тома в голове пустота, словно туман из шара как-то перетёк в его сознание и заполнил каждый его уголок.
Постепенно в тумане начали проявляться очертания двух фигур. Том не осознавал, происходило это быстро или медленно, но в какой-то момент он всё-таки смог рассмотреть лица этих людей — одним из них явно был он, такой, каким он был сейчас. Второй же… Вторым был юноша не старше его самого, примерно той же комплекции, что и Том, разве что пониже.
Видение было показано Тому с необычного ракурса, его сознание не обрело оболочку, его тело оставалось в душном кабинете Прорицаний, он сам словно был ветром или туманом, потому что он мог спокойно рассматривать как себя, так и юношу, стоящего напротив. Видение хоть и было в серых тонах, но сознание Риддла словно додумывало, что непокорная шевелюра на голове незнакомого парня была не тёмно-сизая, а всё-таки чёрная. Неожиданно движение с другой стороны обратило на себя внимание Тома. Он всмотрелся в свою фигуру и ужаснулся. Человек, который вроде бы был им, начал изменяться. Постепенные, поначалу едва уловимые метаморфозы искажали его лицо, изменяли его до неузнаваемости. Всё это время волшебник напротив проявлял эмоции от боли и отчаяния до злости и решимости, что проявлялось в изменениях выражения его лица, во взгляде. Взгляд юноши был очень выразительным — он смотрел на фигуру Тома впереди себя с какой-то странной эмоцией, вроде бы и не желая ему зла, но чувствуя необходимость сделать что-то плохое, чтобы предотвратить большее зло. Он стоял ровно, не двигаясь, помимо лица лишь судорожно сжимающие волшебную палочку руки выдавали волнующие его эмоции.
Человек, в котором в начале видения Том узнал себя, больше им не был. Ничего общего не было и не могло быть у Тома с этим безобразным существом. У этого чудовища была болезненно бледная кожа, белое как мел, безумно напоминающее череп лицо, вместо носа ноздри как у змеи, тонкое скелетоподобное тело и длинные тонкие руки с неестественно длинными пальцами. Но не тело больше всего поразило сознание Тома, его поразили глаза. Кроваво-красные с кошачьими зрачками, лишённые каких-либо человеческих эмоций, глаза, они не могли принадлежать человеку. Они не могли принадлежать ему.
Сохранивший свой человеческий облик юноша поднял палочку и, пристально всмотревшись в ополоумевшие глаза потерявшего себя мага напротив, тихо, но четко сказал:
— Я должен остановить тебя. Иначе нельзя.
И произнёс убивающее заклинание. Авада Кедавра вылетела из его палочки мощным лучом, попав в грудь изменившегося до неузнаваемости Тома Риддла и осветив своим ярким зелёным цветом всё вокруг.
Последнее, что запомнил Том, перед тем, как вернуться в сознание, стали насыщенно зелёные глаза на лице юноши, судя по всему, только что убившего его у него же в видении. В его взгляде застыла обречённость.
Очнувшись в кабинете Прорицаний, Том начал судорожно вдыхать морозный свежий воздух, который преподавательница Прорицаний впустила, открыв окна, чтобы прогнать аромат дурманящих трав и остановить видения студентов.***
Его появление в разных уголках школы уже некоторое время сопровождал возбужденный шёпот. Большинство восхищались им, кто-то завидовал, кто-то уважал его. Разных людей он привлекал разным — тут ему на руку играла красивая внешность, доставшаяся от отца, его ум, пытливость и тяга к знаниям. Его властность тоже привлекала людей. Ещё не закончив Хогвартс, Том уже успел окружить себя группой преданных ему людей. Пусть они и были ещё учениками, как и он сам, но все они были полезны своими связями, деньгами, знаниями и способностями. Том ещё не решил точно, какими методами он будет менять Магический мир, но не сомневался, что он это сделает, а люди, окружающие его, станут помощниками.
Но не мысли об изменении Магического мира занимали Тома, когда он и Абраксас Малфой спускались из Северной башни в Большой зал на обед. Абраксас хоть и держался отстранённо с людьми не его круга общения, но с близкими, к которым он относил и Тома, раскрывалась его удивительная способность болтать не переставая. Когда Риддла это раздражало, он мог заставить Малфоя замолчать одним лишь взглядом, но вообще-то это был хороший способ узнать информацию обо всём и обо всех, не прилагая больших усилий. Сейчас же Малфой увлечённо делился видением, которое посетило его на уроке, и своими выводами о нём.
— … После этого я понял, что дракон не собирается на меня нападать. Что довольно удивительно, учитывая, что магов они вообще ни во что не ставят. Мне даже показалось, что близость к дракону начала делать меня лучше, тело стало ощущаться иначе… Не знаю, это достаточно трудно объяснить, — возбуждённый голос Абраксаса говорил о том, что у него есть свои соображения по поводу этого видения, и он ждал лишь отмашки Тома, чтобы поделиться ими.
У Тома же перед глазами продолжали стоять картины из его видения. Образ убившего его юноши не желал забываться, не позволял выбросить его из головы, как что-то несущественное. Так же волновали мысли о том, что могло произойти с ним самим, что он так изменился. Это отвлекало и несколько раздражало.
— И какие у тебя мысли на этот счёт, Абраксас? Как ты понял своё видение? — спросил Том у Малфоя, садясь за слизеринский стол и наливая себе стакан воды. Он всё ещё ощущал горьковатый привкус дурмана у себя на языке, словно не дышал им, а пил его.
— Не хочу показаться чрезмерно самоуверенным, — начал было Абраксас, но замолчал. Посмотрел по сторонам и, убедившись, что никто не находится настолько близко, чтобы услышать, продолжил, — но мне кажется, что это видение - добрый знак. Думаю, Магия показала мне, что драконы покровительствуют роду Малфой. Я собираюсь провести исследование на эту тему, когда закончу школу. Даже жаль, что мы с Катериной уже выбрали имя для нашего будущего сына… Я хотел бы, чтобы покровительство драконов дому Малфой нашло отражение в имени одного из моих потомков. Драко Малфой, звучит, правда? — пафосно завершил он своё небольшое откровение.
Его глаза горели предвкушением и триумфом, даже жаль было ему говорить, что это лишь его догадки о смысле видения, но не факт, что верные. Малфой был очень привязан к своему роду, Тому было этого не понять, но он удачно играл на этой слабости Абраксаса. Тот видел в Риддле силу, которая была выгодна его роду, поэтому он держался за него из-за всех сил, несмотря на то, что у Тома была маггловская фамилия. Абраксас уже давно не верил, что лидер их пока небольшой группы может быть полукровкой или даже магглорожденным. Хотя этот вопрос не обсуждался, все люди, входящие в круг общения Тома, считали, что его маггловская фамилия - это лишь способ не привлекать внимание к громкой фамилии основателя их факультета - Слизерина. Риддлу их заблуждения были только на пользу.
— Неплохо, но ты же не можешь быть уверен, что твоё видение обозначает именно это? Кстати, кажется прошлым летом я видел у вас в библиотеке фолиант о гаданиях Марии Ленорман. Тогда он не особо привлёк меня, но сейчас, в связи с расплывчатостью моего видения, я хотел бы изучить его, — Том сказал это скучающим голосом, словно упомянул какую-то распространённую книгу вроде “Истории Хогвартса”, и положил себе в рот последний кусок стейка, который выбрал себе на обед сегодня.
На самом деле книга известной французской гадалки Марии Ленорман существовала буквально в нескольких экземплярах, в Англии же был один, у Малфоев. Абраксас знал, что отец бы не одобрил, если бы узнал, что его сын таскает Тому из семейной библиотеки редкие фолианты. Отец хоть и уважал Тома, но не очень доверял ему. Его отталкивала маггловская фамилия, мешавшая ему даже подумать о том, чтобы узнать Риддла поближе, разобраться в том, чем он так привлёк его сына.
Но Абраксас знал этот тон. Том пусть и не сказал об этом напрямую, но дал понять, что рассчитывает на получение этого фолианта в ближайшее время. Он хотел было задать ему вопрос о посетившем его видении, но понял, что не стоит. Ему вдруг стало понятно, что за подобное любопытство по головке его не погладят.
— Я перемещусь сегодня вечером домой за фолиантом. У меня все равно были вопросы к матери по поводу подарка для Катерины к свадьбе, — ровным тоном ответил на его просьбу-приказ Абраксас. Вопросов к матери у него не было, великолепное колье для Катерины ждало своего часа уже несколько лет.
Том удовлетворённо кивнул и, промокнув уголки губ салфеткой, встал из-за стола.
— Мне нужно написать эссе по трансфигурации, увидимся позже. Жду фолиант вечером, — кинул Том Малфой и вышел из Большого зала.
Малфой тяжело вздохнул и вернулся к салату у себя на тарелке.***
Книга Ленорман не особо помогла ему, последней надеждой Риддла стал темномагический ритуал призыва человека из видения. Тома начинало злить то, что у него не получается разобраться с тем, что он видел. Очевидно, что его убьют. Успеет ли он достигнуть своей цели? Маловероятно. Убивают ли успешных и мудрых правителей благополучных стран? Конечно, да, но тут была другая проблема. Те изменения, которые он видел в себе в видении не делали его похожим на того, кем он хотел быть — великим реформатором Магической Великобритании. Тем, кто восстановит магический баланс в стране, разрешит магию всех отраслей, поставит на место магглорождённых. Том Риддл из видения не был похож на такого человека, нет, он был похож на безумца, чудовище.
Что привело его к этому? Его прокляли, опоили каким-то зельем? Или… неужели он перешёл ту черту в использовании тёмной магии, которую нельзя переходить?
Том сидел нервно сжал губы в тонкую полоску. Вокруг не было никого, для кого ему стоило бы удерживать маску равнодушия, от кого бы он прятал свой… да что скрывать, страх! Он, Том Марволо Риддл, до безумия боялся умереть! Он хотел уважения, хотел власти, но после смерти ничего из этого его не ждало. Он не верил в загробный мир, всё, что могло его ожидать после смерти - это бесконечное ничего.
Ритуал, описание которого он нашёл в книге Ленорман, не был в полной мере гаданием. Он был изобретён для того, чтобы прорицатели имели возможность расшифровать свои видения, хотя пользовались им редко, но Том так и не нашёл упоминания, почему. А ведь ему пришлось приложить много усилий, чтобы провести его. Том усмехнулся, вспомнив, как искал крысу в подземельях, чтобы принести её в жертву перед гаданием. Обряд пришлось провести в Тайной комнате, чтобы о всплеске тёмной магии в Хогвартсе не стало известно директору.
Этот своего рода ритуал позволил Тому вызвать образ юноши из его сна. Он не знал, существовал ли он сейчас, родился ли вообще, но ритуалу это не было помехой - оно вызывало образ человека из гадания, которое было проведено перед этим.
У него получилось, причём даже с первого раза. Хоть он и не был гением в прорицаниях, но в тёмной магии разбирался хорошо, и опыт у него уже был неплохой. Он начертил на полу круг призыва, умертвил крысу и написал её кровью необходимые слова по кругу, после чего произнёс длинное заковыристое заклинание на старонормадском, которое тщательно изучил, а затем заранее заучил.
Он сразу понял, что ритуал сработал. Внезапно в Тайной комнате с её влажным, тяжелым воздухом, пахнущим сыростью и плесенью, Том почувствовал морозный лесной аромат, будто он сейчас стоял посреди Запретного леса. Так же неожиданно в кругу призыва появился юноша. Риддл сразу его узнал - тот же невысокий рост, та же непокорная шевелюра. Сейчас, когда он был не сероватой картинкой, а полным красок человеком, Том неожиданно обратил внимание на то, что молодой человек из его видения был достаточно привлекателен - непослушные черные волосы удачно обрамляли его смугловатую кожу, фигура выдавала то, что парень был не чужд физической нагрузки. Сам Том был бледен, а загар никогда не ложился на его кожу ровно - он постоянно сгорал, поэтому старался держался подальше от прямых солнечных лучей.
Как понял Том, он вызывал не конкретного волшебника, а слепок его души из будущего. После разговора с ним, этот человек, по идее, не должен был вспомнить о том, что такое событие имело место быть, возможно ему приснится сон об этом, но документальных подтверждений этому факту не существовало. Тома мало заботили последствия сейчас. Его волновало своё будущее. Ему нужны были ответы.
Том подавил дрожь, когда встретился взглядом с ним. Глаза этого юноши были цвета авады. Том вдруг вспомнил, что он его убил (или убьёт?), и вздрогнул.
— Зачем ты меня вызвал, Том? Время нашей встречи ещё не пришло, — начал разговор первым зеленоглазый волшебник, поняв, что разглядывающий его Том не торопится с ним заговарить. Он без проблем узнал Риддла. То ли был его сверстником, то ли знал, как он выглядел в молодости из посторонних источников.
— Кто ты? И когда оно придёт, время нашей встречи? — нетерпеливо спрашивал Риддл, не отрывая взгляда от собеседника.
— Разве я могу отвечать на твои вопросы? Это повлияет на будущее. Будущее нельзя менять, — ответил призванный парень, слегка пожимая плечами. На нём была легкая мантия синего цвета. Он внимательно вглядывался в его лицо в ответ.
— Кто сказал, что будущее нельзя менять? Мы сами хозяева собственной жизни. Зачем гадать, если не имеешь возможность исправить то, что узнаешь? — надавил Том.
Он не хотел умирать. И он не хотел, чтобы человек, заключенный в круг призыва перед ним, убивал его. Потому что своего убийцу, даже будущего, надо ненавидеть. А к парню, стоящему перед ним Том испытывал только болезненный интерес. Кем он был? Из какого времени он был призван?
— Ты ошибаешься, Том, мы не хозяева собственной жизни. От рождения до смерти мы связаны с другими, своим прошлым и настоящим. И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело, рождает наше будущее, — задумчиво проговорил юноша, вспоминая о чём-то. Возможно, цитировал услышанные им когда-то слова, — Хочешь изменить свою судьбу? — было видно, что маг удивился его словам. Он заинтересованно наклонил голову на правый бок, словно птица, и посмотрел на него своими лукавыми зелёными глазами, — Что ж, попробуй. Я скажу тебе кое-что, что станет огромным соблазном для тебя, но если ты хочешь изменить судьбу, то тебе нельзя ему подчинятся, ни в коем случае. Если тебе суждено совершать ошибки, то совершай другие.
Том затаил дыхание и с нетерпением уставился на волшебника из будущего. Ну же, говори! Что я сделал не так в твоём будущем?!
Подросток заметил нетерпение Тома, уголки его губ поползли вверх. Потом он словно вспомнил о чём-то, оборвал улыбку, и посмотрел на него серьёзными глазами. Не доверяет?
— Не создавай хокруксы, Том. Они испортят всё. Умирать не страшно — я умирал, поверь мне, — ошарашил он Тома и исчез.***
ЗАЯВКА №7. Портреты Гарри и Тома в Хогвартсе.Портреты Гарри и Тома в Хогвартсе. Не знаю сколько сотен лет спустя битвы Хогвартса. Волдеморт, как и Гарри, считается частью истории Англии, его портрет тоже повесили в школе, другие портреты его боятся, да и Том сам не хочет с ними общаться, единственный собеседник Гарри. Вместе они обсуждают учеников и профессоров, изменения в мире, иногда вспоминают былые времена (а вот в наше время...), спорят, соглашаются, короче общаются.
Исполнение 7.1.
Рейтинг: G
Категория: юмор
Предупреждения: постканон***
ЗАЯВКА №1 (см. выше) и ЗАЯВКА №16. Гарри и Том соулмейты...Гарри и Том соулмейты (никаких запахов, часов или чего-то подобного, просто чувствуешь, что человек напротив это твой соулмейт). Гарри чувствует это после своего 17 дня рождения, Волдеморт не чувствует из-за крестражов. Гарри не хочет убить Тома, но в конце все как в каноне.
Гарри не может жить нормально, так как чувствует себя не полноценным, страдает, на вопрос кто его соулмейт.... вот тут моя фантазия дает сбой, что на это Гарри может ответить, так что на усмотрение автора.
Исполнение 16.1.Я проснулся тонущий в боли,
И не мог изменить исход.
Я снаружи казался веселым,
А внутри был давно уже мертв.
И. Бродский
— Значит, твой соулмейт мёртв...— Значит, твой соулмейт мёртв, — подытожила девушка со светлыми глазами. Она стучала ногтями по поверхности барной стойки и задумчиво жевала губу. — И ты хочешь, чтобы у вас был шанс прожить другую жизнь, в которой вы не были бы друг другу врагами, но у тебя нет возможности исполнить своё желание.
Гарри, уже успевший немного выпить, кивнул и начал покачиваться в такт «Битлз». Девушка оказалась волшебницей, почему-то живущей в маггловском мире; с ней Гарри познакомился благодаря необычайно взволнованному Джорджу, который буркнул, что девушка умеет исполнять желания, и тут же убежал куда-то.
— И ты каждый просыпаешься от боли внутри, потому что половина твоей души мертва, — продолжала девушка, поглаживая стойку. Глаза её странно блестели, будто прикованные к Гарри. — Но ты терпишь и улыбаешься ради друзей и близких.
Гарри тяжело сглотнул, но кивнул и, почти не дыша, посмотрел в светлые, почти прозрачные глаза девушки. Взгляд у неё тоже был странным: там, в чёрных зрачках, сияло что-то, что Гарри не мог понять, но это «что-то» притягивало взгляд, и хотелось просто обнять девушку, и рассказать ей всё, что терзало его все эти три года после победы.
Мысли о суициде, о попытках утопить горе в алкоголе, об ощущении собственной неполноценности, о назойливых вопросах, кто же является соулмейтом Героя, и нестерпимом желании взять кое-кого за руку и посмотреть в темно-серые глаза.
Эти желания были обычны для человека, у которого есть — был — соулмейт, и Гарри не был исключением.
Потом они встретились в парке. Гарри был трезв и судорожно пытался вспомнить, говорил ли он имя своего соулмейта, а в глазах девушки всё ещё сияло что-то. Она аккуратно спрашивала его, когда умер соулмейт, сколько Гарри живёт с этим, как пытался облегчить боль, медленно убивающую его – пусть так казалось только ему, но даже не пыталась узнать, кто же соулмейт Мальчика-Который-Выжил.
Может, думала, что знать имя мёртвого человека совсем не обязательно, но Гарри, во всяком случае, был ей благодарен.
После встреч с ней было легче врать друзьям, что он собирается путешествовать, искать своего соулмейта в другой стране – раз его нет в Англии, было легче улыбаться и смеяться над шутками, хотя раньше в такие моменты хотелось ткнуть себя палочкой в лоб и произнести Непростительное. Было значительно легче помогать Андромеде справляться с Тедди и безмолвно поддерживать её, потерявшую мужа-соулмейта и дочь.
Эту девушку, выслушивающую то, что Гарри даже в страшном сне не стал бы рассказывать друзьям, звали Таурус Блейк.
Она была англичанкой, воспитывалась матерью-одиночкой и не знала отца, но подозревала у себя французские корни. Она училась в Шармбатоне, была на несколько лет старше Гарри и — Гарри не был уверен — пережила смерть своего соулмейта.
Как-то они сидели в маггловском уютном, солнечно-бежевом кафе, медленно разговаривая. Гарри заказал себе кофе, а Таурус чай с малиной, объяснив, что у неё аллергия на кофеин.
Гарри спросил:
— Почему я тебе все это рассказываю? Ты ведь для меня совершенно чужой человек.
Таурус – её раздражало, когда её имя сокращали до «Тау» – тихонько улыбнулась, щурясь от солнечного света.
— Потому что каждый незнакомый человек — это чистый лист. Для каждого нового человека ты можешь был другим, — ответила она, делая глоток из своей чашки. — Вот ты, например. Для своих друзей ты один, они знают тебя давно, но при этом ты не можешь рассказать им то, что рассказал мне. Почему?
Гарри замялся, отводя взгляд в сторону. В кафе было светло благодаря высоким широким окнам, но Гарри казалось, что прохожие смотрят на них, как на рыбок в аквариуме.
— Они достаточно знают моего соулмейта и, если честно, ненавидят его. И могут легко догадаться, кто это, стоит мне всё рассказать им, — тихо ответил он и покачал головой. — Я не хочу терять друзей из-за мёртвого человека.
Было больно говорить «мёртвый», но Гарри терпел, старался привыкнуть. Иначе как он будет жить? Каждый раз задыхаться от накатывающей боли?
Таурус приподняла брови, но промолчала, наклонившись над чашкой и закрыв глаза густой чёлкой. У неё были прямые каштановые волосы, того самого оттенка, который рыжеет на солнечном свете, а в полумраке наливается чернотой, будто кто-то опрокинул на голову чернила. Глаза были прозрачно-серыми, и, стоило Таурус подставить их под свет, они тут же светлели, будто у девушки были одни зрачки и тонкий ободок из серого цвета. Жуткое зрелище, честно говоря, поэтому Таурус часто скрывала глаза чёлкой или смотрела вниз.
Наверное, из-за этого она питала нежность к пасмурной погоде.
А ещё — Гарри случайно увидел, когда незаметно подошёл к девушке со спины — под длинными рукавами и яркими напульсниками она прятала шрамы на запястьях. Тонкие, аккуратные, явно порезанные магией. Он ничего не спрашивал, справедливо решив, что Таурус сама расскажет, если их странная дружба продлится дольше.
В начале апреля, спустя две недели после того разговора в кафе, Гарри заглянул в квартиру в Таурус. Не сказать, что он снова научился жить после встречи с девушкой – скорее научился мастерски скрывать своё состояние; в остальном же его жизнь была существованием. На другое Гарри и не надеялся, когда ещё в Хогвартсе, после победы, перечитал все книги о соулмейтах, но заставлять друзей переживать и оставлять Тедди без крестного отца он не хотел.
Иногда ему казалось, что кто-то сидит в нем и съедает все эмоции и чувства, оставляя одну полую пустоту.
Дверь в квартиру была приоткрыта, и он легко зашёл в квартиру, предварительно заперев дверь изнутри. Из радио звучал приятный голос маггловской солистки, имя которой Гарри забыл, а через открытую форточку в гостиной проникали звуки города вместе с ветром. На кухне стояла открытая бутылка виски, но стоящий рядом стеклянный стакан был чистым.
— Таурус? — позвал Гарри, направляясь вглубь квартиры.
Никто не отозвался. Гарри заглянул в спальную комнату и, не найдя ничего подозрительного, как и Таурус, направился в ванную.
Девушка с закрытыми глазами сидела в пустой ванной, прислонившись к стене. Чёрная мокрая футболка прилипла к её телу, а ноги свисали через бортик.
— Таурус? — отчего-то тихо спросил Гарри.
Девушка подняла голову и слабо улыбнулась, увидев его. У неё неизвестно почему потекла тушь, обведя черным прозрачные глаза, а по губам и щекам была размазана красная помада. В слабом свете ванной её волосы, собранные в высокую причёску, казались черными. Она была похожа на Парвати Патил, которой на выпускном изменил парень-райвенкловец. Подвыпившие гриффиндорцы нашли зарёванную Парвати в красивом синем платье и изящной высокой причёской в туалете и, разозлённые, отправились мстить всем курсом.
Стоит ли говорить, насколько была зла на подравшихся райвенкловцев и гриффиндорцев МакГонагалл утром.
— Здравствуй, Гарри, — хрипло поздоровалась она, глубоко вздыхая. — Подожди меня на кухне, я скоро выйду.
Гарри внимательно посмотрел на неё, заметив, что напульсников нет, и прекрасно видны её шрамы. Таурус заметила его взгляд:
— Моё состояние и это никак не связаны.
Он медленно кивнул и вышел из ванной.
Таурус привела себя в порядок на удивление быстро и была абсолютно трезва. На ней была домашняя синяя мантия, макияж смыт, но волосы она так и не распустила, и сходство с совершенно раздавленной предательством Парвати стало сильнее.
Таурус подошла к шкафам и стала что-то искать. А, может, хотела занять руки.
— В этот день ровно шесть лет назад умер мой соулмейт, — сказала она. — Я была на кладбище.
— Не думал, что на кладбище надо краситься, — ответил Гарри, разглядывая волосы девушки. Что-то странное было в её позе и в голосе. Что-то звенело в Таурус, и ему хотелось, чтобы она обернулась и посмотрела ему в глаза.
Таурус хмыкнула.
— Если бы я не накрасилась и не надела дорогую чёрную мантию с вуалью, её мать выгнала бы меня с кладбища, — невесело ответила она, открывая верхние ящики.
— Её?
— Моим соулмейтом была девушка, её звали Джулия. — Таурус наконец замерла, открыв нижний ящик. — Когда мы встретились, она была больна. Целители не могли нечем помочь: болезнь была редкой, но смертельной, а лекарства до сих пор нет.
Гарри промолчал, опуская глаза. Теперь ему хотелось, чтобы Таурус пошевелилась и закрыла, в конце концов, ящик. Почему-то вся эта ситуация ужасно беспокоила, и где-то на краю сознания нервно зашевелилась интуиция.
— Сначала болезнь сделала её сквибом, а потом взялась за жизненные силы. Каждый день болезнь заражала её изнутри: она плакала кровавыми слезами от боли, потела кровью, её рвало чёрной жижей, в который превратился её желудок, — голос Таурус задрожал. — Я сидела рядом с ней каждый день, пыталась устроиться работать там и стать её медведьмой, но её мать не позволила, посчитала, что более опытная медведьма увеличит жизнь моей принцессы. А вот хрен.
Таурус холодно засмеялась. У Гарри пробежали мурашки от этого смеха — подобный он слышал только от одного человека.
Она глубоко вздохнула, переставая смеяться.
— Знаешь, Гарри, — произнесла Таурус мягким голосом, опуская руку в открытый ящик. — За эти месяцы я очень привязалась к тебе. Я думаю, что ты стал для меня лучшим другом, ведь старых я потеряла после смерти моей Джу. И твой соулмейт тоже мёртв.
Она снова глубоко вздохнула, будто решаясь. Окна были зашторены, на кухне стояла слабый полумрак, и волосы Таурус казались темными.
Почему-то в голову пришло, что такого же цвета были волосы Тома Риддла.
Гарри замер, напряжённо глядя на руку Таурус, все ещё опущенную в ящик.
— Твой соулмейт мёртв, а я хочу, чтобы мои друзья были счастливы, — продолжала девушка, поворачивая голову к Гарри так, чтобы он мог видеть её профиль. Никогда ещё от Таурус не исходила такая опасность, но Гарри будто окаменел, вслушиваясь в голос девушки. Все мысли о друзьях или крестнике вылетели из головы. — Вот о чём ты мечтаешь, Гарри?
— Жить нормальной жизнью, — отработано ответил он.
— Врёшь, — спокойной возразила девушка. — Говори честно, Гарри.
— Я хочу, чтобы мне и Тому дали второй шанс, — выдохнул он, понимая, что говорит правду. Горькую, но правду.
— Во-о-от. Твоё желание абсолютно нормальное. Я тоже хочу того же. И Джордж хочет быть рядом своим близнецом, — произнесла Таурус. — В книгах пишут, что люди, потерявшие своего соулмейта, могут жить нормальной жизнью. Это почти правда. Книги умалчивают только о том, что постоянное желание видеть свою родственную душу рядом сводит людей с ума. Особенно тех, которые видели смерть своей половинки.
Внутри что-то оборвалось и ухнуло вниз. Гарри замер, перестав дышать, бессмысленно уставившись перед собой.
Сходит с ума?
В голове огнём прошлись воспоминания.
Соулмейта можно почувствовать только после совершеннолетия, писали в книгах.
Том Риддл стал совершеннолетним после Рождества и наверняка ничего не почувствовал, но он должен был испытывать чисто инстинктивное желание видеть рядом своего соулмейта. Если верить тому, что сказала Таурус, то есть большая вероятность того, что он медленно сходил с ума. К рождению Гарри он точно был безумен...
Девушка медленно повернулась к нему, и в её потемневших глазах сияло что-то, что зацепило его ещё в том баре, где они познакомились. Понимание, осенило Гарри, понимание, что он, как и она, не сможет жить нормальной жизнью.
Сердце замерло. Страха, как ни странно, не было, как и мыслей о близких. Гарри будто умер, услышав последние слова девушки.
— А ещё я хочу, чтобы мои друзья были счастливы, — грустно повторила она, глядя на него, и вытащила руку из ящика.
Светлые, прозрачные глаза Таурус Блейк потемнели от эмоций, став глубокими и темно-серыми, как глаза Тома Риддла.
Девушка направила на него пистолет.
«Она исполняет мечты», — сказал Джордж.
Раздался выстрел.Это абсурд, враньё:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у неё
будут твои глаза».
И. Бродский***
ЗАЯВКА №25. Гарри русалка, Том человекГарри русалка, Том человек (моряк/пират/принц/нищий не важно). Гарри в Тома влюблен, Том им пользуется. Не знаю как, может попросить какие-то сокровища найти, потопить чей-то корабль или кого-то, подарить ему бессмертие и т.д. Если автор хочет, может добавить морского колдуна Дамблдора или Снейпа у которого Гарри будет просить что-то в обмен на свои глаза (русалочка vol. 2).
Арт-исполнение 25.1.
Рейтинг:G
Категория: Арт
Предупреждения: нет
Исполнение вне заявок - "Felix Felicis" (арт к "Загадке")
Рейтинг: G
Категория: джен
Предупреждения: нетНЕВЫПОЛНЕННЫЕ ЗАЯВКИНЕВЫПОЛНЕННЫЕ ЗАЯВКИНевыполненные заявки можно и нужно исполнять. Полный перечень заявок здесь.Вдохновения всем!TRICK OR FIC!
